МЕТАФИЗИКА [16]

КНИГА IV (В КОТОРОЙ РЕЧЬ ИДЕТ О ДВИЖЕНИИ, МЕСТЕ, ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ И ВЕЧНОСТИ)
ГЛАВА V

Своим определением времени Аристотель показывает, что он не знает, чем является природа. На примере относительных вещей доказывается, что время предшествовало движению, и дается обратное определение времени.

Вот почему, мой сын, в виде предисловия я коснулся нескольких вопросов в связи с определением природы, чтобы легче было убедиться в том, что Аристотель не знал ни природы, ни явлений природы. Если бы он хоть сколько-нибудь знал природу, он ни в коем случае не определил бы время как меру движения. Действительно, он должен был бы сказать в определении лучше и вернее, что движение является мерой времени (говорю это в угоду диалектикам); и этим определением он познал бы в какой-то мере движение и исследовал бы более тщательно и более точно определение времени. Но если допустить, что его мнение правильно, что время действительно является мерой движения, то это значило бы, что мера эта существовала раньше измеряемой ею вещи. Это значило бы, что его утверждение говорит в нашу пользу и против него. Он считает, что между временем и движением нельзя делать никакого различия в отношении первичности или вторичности, а это было бы равносильно утверждению, что относительные вещи существуют одновременно с движением. Не удивительно, что этот знаменитый ученый оставил своим ученикам для обсуждения неразрешенный вопрос, существовала ли сперва курица или яйцо. Но суд истины решительно опровергает эти сомнения, как глупости. Действительно, порядок […] вещей выстраивается естественным образом, согласно природе последовательности, следствие — после своей причины. Поэтому отец всегда предшествует своему сыну, а сын всегда следует за отцом, что допускается необходимым образом.

Далее, согласно данному примеру, следует допустить, что или время является отцом движения, или движение — отцом времени. Во всяком случае, если отрицается и то и другое, мы не видим, где род, где специфическое различие, и, таким образом, определение легкомысленно, напыщенно и ничего не говорит. Так же, согласно тому же примеру, ясно, что мера предполагает всегда существование измеряемой вещи, потому что мера является мерой измеряемой вещи, а не наоборот. А если бы время представляло собой меру движения, как говорит Аристотель, то оно было бы вторичным по отношению к движению. Но это нелепо, так как движение существует во времени, а не время — в движении.

Отсюда я делаю вывод, что время предшествует движению, как отец — сыну, курица — яйцу и измеряемая вещь — мере. Следовательно, так как Аристотель дал определение, расположенное в обратном порядке, то различием времени он определил движение, а не время.

ГЛАВА VI

Доказывается также, что время было прежде движения, с помощью примера «случая» и «субъекта», которые являются атрибутами времени, и по отстранении вещей, которые из-за недостаточно глубокого подхода были приняты за время, выясняется, что до настоящего времени неизвестно, что такое время.

Мы также утверждаем, что всякий случай по природе является последующим по отношению к субъекту, для которого он существует как случай, а мера всегда случайна и дополнительна по отношению к измеряемой вещи, стало быть, мера от природы следует за измеряемой вещью. Поэтому из определения, согласно которому время есть мера движения, выводится абсурдное заключение, что время является последующим по отношению к движению, что противоречит природе и истине, потому что, как уже доказывалось выше, всякое движение совершается во времени, а не наоборот. Однако так как рожденная вещь подобна вещи, которая ее породила, то становится ясно, что ни время не может родить движение, ни движение — время, так как ни время не является подобным движению, ни движение — подобным времени.

Учитывая также, что как природа, так и явления природы не порождают ничего несвойственного им, кроме того, что им велено, станет очевидным, что все атрибуты времени, которые по […] привычке называются временем, не могут ни создавать, ни производить, ни показывать время и даже не могут касаться свойства, количества, качества или любой вещи, способной показать природу или сущность времени, так как, если мы упраздняем атрибуты времени, все же остается время, скрытое, неизвестное и неопределенное.

Например, весна, лето, осень, зима не суть время и даже не его части, а только метеорологические смены, происходящие во времени. Детство, юность, зрелость, старость и т. д. опять-таки не время или его части, а смены возрастов, которые протекают во времени. Они описывают не период времени, а период частной жизни и ее возрасты. Точно так же век, год, месяц, неделя, день, час, минута и секунда не являются временем, не порождают и не показывают времени, а являются наблюдениями или отметками некоторых движений, выдуманных человеческой слабостью, которая, считая и измеряя случайную последовательность движений, думала, что измеряет, считает, делит и распределяет время на части, большие или меньшие, более длинные или более короткие. В действительности же они все не время и не части его и не могут иметь ничего общего со временем…

ГЛАВА VII

Опровергается серьезнейшая крупнейшая ошибка перипатетиков, считающих, что время составлено из неделимых секунд, как и искусственные замечания для доказательства свойств, количества и качества времени, так как они являются выдумкой человека, не имеющей ничего общего со временем.

Кроме этого, сын мой, существует еще одна серьезнейшая ошибка, в которой завязла вся схоластика, неспособная исследовать природу времени.

Действительно, эти наставники, оскорбляющие природу, уверяли, что сама природа подчиняется математике, и утверждали завет, по которому никому не разрешалось отрицать формулу: «Он (Аристотель) сказал, завещал своим слушателям обязательно верить так, т. е. верить, что время зарождается, делается и состоит из неделимых математических секунд».

Вот тебе и на! Как же это мужи, возвысившиеся до престола Сатурна благодаря таким неисчислимым и наилестнейшим эпитетам, не заметили, что неделимым отрицанием они противоречили самим себе? Действительно, яснее ясного, что это неделимое, кроме чистого отрицания, не может означать ничего положительного или ничего утвердительного. Как они не заметили, повторяю, что отрицательное неделимое не могло бы никогда составить своим сцеплением или «стать» чем-то положительным, утвердительным, […] наличествующим, большим, маленьким, длинным, коротким и т. д.? Все-таки в силу дурной привычки они проповедовали, что время определяется движением, составлено из математических секунд, является долгим и кратким, большим и маленьким, делится на предшествующие и последующие части. Заметив все же, что этого речами не докажешь, древние пытались доказать это с помощью солнечного движения, пользуясь солнечными часами. Те же, кто жил позже, стараются доказать это с помощью заведенной стальной пружины часов, вращением многих колес, весом тяжестей, долготой и краткостью цепей, их поддерживающих, но тем самым это поколение людей еще больше обманывалось.

Утратив ориентацию в этом вопросе, они не смогли увидеть ни себя, ни свои ошибки в таком ясном и превосходном зеркале. На самом деле стальная пружина искусственной силой спирали не стремится ни к тому, чтобы производить время, ни к тому, чтобы показать его свойства, а стремится к тому, чтобы произвести работу, свойственную ее природе, т. е. расправиться при помощи обратного усилия и занять свое исходное положение. Поэтому если ее хорошо смазать, то ее искусственное положение будет располагать и большей способностью растяжения или возвращения к исходному положению; колесики станут вертеться быстрее вокруг спирали; если, однако, эта растяжимость слабее, меньше, те же колесики вертятся медленнее, тише. Следовательно, движения ее колес будут совершаться быстрее или медленнее движения Солнца. Такое же объяснение можно дать и в отношении солнечной тени. Движение Солнца и само Солнце не описывают времени, не производят часов при помощи теки в солнечных часах, наконец, не разделяют движением те неделимые секунды (иначе оно пыталось бы создавать естественным путем из чего-то несуществующего какую-то вещь и из неделимого — нечто делимое). Солнце благодаря своему движению по кругу освещает своими лучами и согревает своей теплотой всю Землю. Такова естественная роль Солнца, а то, что ему сверх этого приписывается, — это воображение людей и беспочвенные выдумки, которые не имеют ничего общего с Солнцем.